[color=#333333][size=2][font=arial, helvetica, sans-serif]Проблемная зона Образ доброго доктора Айболита уже давно стал утопией российской медицины. «Не лечат, а калечат», «мало записаться на приём к врачу – надо до него ещё дожить», «бесплатной бывает медицина, но не лечение»… и таких поговорок уйма! Мы не боимся болеть, мы боимся ходить к врачам, боимся ошибочного диагноза, неправильного лечения, боимся за жизнь своих родственников и друзей, попавших в лапы недобросовестных медиков… Ворон ворону… По данным Следственного комитета, в каждом регионе России расследуются десятки дел о смертях пациентов, в которых подозревают врачей. Что касается официальной статистики врачебных ошибок, которые привели к летальному исходу, то у нас в стране её никто не ведёт. Когда представители ВОЗ потребовали у российских врачей отчёт о том, как часто они ошибаются, именитые профессора заявили, что такой стриптиз им ни к чему. Мол, факты эти – достояние лишь закрытых медсоветов и предавать их огласке неразумно. По подсчётам общественной организации «Лига защиты пациентов», халтура и просчёты медиков уносят каждый год жизни 50 тысяч человек. Сами медики неофициально признают, что каждый третий диагноз – ошибочный. Чаще всего медикам вменяют две статьи УК: 109 «Причинение смерти по неосторожности» и 293 «Халатность». Только вот приговоры для них, как правило, слишком лояльные – «два года условно», «год ограничения свободы». Это связано, прежде всего, с несовершенством уголовного законодательства, не позволяющего адекватно квалифицировать действия врачей. Даже самого понятия «врачебная ошибка» в Уголовном кодексе нет. К тому же один врач всегда будет защищать другого врача, уж слишком высока корпоративность в их сообществе. А что касается судьи, то он – не доктор и не в состоянии разобраться даже в простых методах лечения. Выходит, и надеяться-то не на что… А вот жители станицы Марьинской верят, что справедливость восторжествует и врач, виновный в смерти ребёнка, получит по заслугам. Марьинская трагедия Екатерине Колесниковой в этом году должно было исполниться 4 года. Но до своего дня рождения она так и не дожила. Жизнерадостная, милая, добрая девочка стала жертвой беспощадной халатности врачей. В ноябре 2012 года Катя заболела: насморк, повышенная температура 38–39 градусов. Родители вызвали «скорую помощь». Врачи поставили диагноз «ларингит». После вызова «скорой» девочка наблюдалась у педиатров Марьинской участковой больницы, которые назначили ей лечение. Родители выполнили все рекомендации врачей. Лечение продолжалось около полутора недель. Температура тела нормализовалась, симптомы заболевания исчезли. Марьинская участковая больница выдала справку о том, что девочка может посещать детский сад. Но после первого дня пребывания в детском учреждении у ребёнка вновь повысилась температура. Родители обратились в ту же больницу. Кате назначили амбулаторное лечение, в ходе которого выяснилось, что у девочки левосторонняя пневмония. Ребёнка госпитализировали в детское отделение МУЗ «Кировская ЦРБ». Лечащим врачом девочки стал заведующий отделением Владимир Катасонов. Со слов матери девочки, Надежды Колесниковой, Катасонов с самого начала вёл себя грубо и невнимательно, не хотел принимать девочку в своё отделение, мотивируя тем, что у него какие-то проблемы с врачами Марьинской участковой больницы. Первые дни пребывания в стационаре Катя выглядела внешне вполне здоровой, весёлой и подвижной. Этот факт подметили не только родители девочки, но и совершенно посторонние люди, лежащие в этой же палате вместе со своими детьми. На 7-е сутки лечения Кате стало хуже, температура тела повысилась до 40 градусов. – Я приехал в больницу и предложил Катасонову выписать направление моей дочери на госпитализацию в лечебные учреждения Ставрополя. На что врач ответил категорическим отказом, уверяя в правильности выбранного им способа лечения, самоуверенно заявлял, что и не таких детей лечил, – вспоминает отец девочки Дмитрий Колесников. На следующий день состояние Кати резко ухудшилось: появился сильный отёк лица, туловища, конечностей, хрипы при дыхании. Ребёнок уже не вставал, сознание было замутнённым, кашель сопровождался рвотой. – На наши вопросы врач Катасонов отвечал, что это укладывается в картину заболевания и ребёнок скоро поправится, а в консультации краевых специалистов он не нуждается. Утром 22 декабря Катасонов самостоятельно внутримышечно ввёл моей дочери препарат «Иммуноглобулин», пояснив, что это его «личный» препарат, который остался от лечения предыдущего пациента. Но состояние Кати продолжило ухудшаться – кожные покровы и ноготочки на руках посинели, появилась сыпь на коже. На наши вопросы лечащий врач отвечал, что это закономерная реакция. Введение препарата, по его словам, должно было помочь ребёнку, но для полного выздоровления необходимо было ввести ещё не менее шести флаконов этого препарата внутривенно. Я приобрёл указанный препарат и предоставил его Катасонову, – рассказывает Дмитрий Колесников. Капельницу поставили в этот же день. Через час состояние Кати резко ухудшилось, девочка перестала дышать. Бабушка девочки, находившаяся в тот момент в палате, стала разыскивать медицинский персонал отделения, но ни медсестру, ставившую капельницу, ни врача ей найти не удалось. Одна из очевидцев, Ирина Дудник (она в тот момент находилась в больнице – двое её детей лежали с похожим диагнозом) рассказала следствию, как ночью услышала крики. Когда она вышла в коридор, то увидела бабушку Кати, зовущую на помощь. С её слов, она поняла, что девочка не дышит. Через 15 минут пришёл Катасонов, как заявляет свидетельница, «не спеша» зашёл в палату, «не спеша» понёс девочку в реанимацию. – К нам вышел врач-реаниматолог и пояснил, что нашу дочь спасти не удалось, смерть, вероятнее всего, наступила в результате анафилактического шока (впоследствии диагноз стал звучать так: желудочно-кишечное кровотечение), – вспоминает Дмитрий Колесников. Кто убил ребёнка? Дмитрий обратился к Катасонову с вопросом, как он мог допустить такое. Врач не смог ответить ничего внятного. Как рассказывает отец девочки, «Катасонов всем своим видом проявлял полное безразличие и безучастие в случившейся трагедии». В порыве возмущения Дмитрий схватил врача за одежду и приподнял с кресла, в котором тот сидел. Оказавшись лицом к лицу с врачом, Колесников почувствовал от него резкий запах спиртного. – Я пытался поговорить с Катасоновым, но он вёл себя вызывающе, игнорировал мои вопросы либо отвечал цинично, отрицая свою причастность к смерти моей дочери и даже не высказал каких-либо соболезнований. Циничное поведение Катасонова, смерть дочери… Я уже не отдавал отчёта своим действиям. В таком состоянии я попытался врезать Катасонову в лицо, так как считал его виновником смерти моей дочери, но меня остановили находившиеся рядом люди. Они же и вызвали полицию, – вспоминает Дмитрий Колесников. Уже в присутствии приехавших сотрудников полиции Дмитрий потребовал проведения медицинского освидетельствования Катасонова на предмет употребления алкоголя. Однако администрация ЦРБ на протяжении 3–4 часов скрывала Катасонова, якобы тот отсутствовал на территории больницы, и связаться с ним невозможно. Но Дмитрий продолжал требовать его освидетельствования. – Освидетельствование происходило в моём присутствии. Катасонов дышал в какой-то аппарат, который выдал цифру 0,26 (наличие алкоголя в выдыхаемом воздухе подтверждается показаниями дежурного врача Сидоровой, проводившей освидетельствование). Кроме этого, у Катасонова тут же из вены была взята кровь. Со слов дежурного врача, кровь должны были направить в Ставрополь на исследование, – вспоминает Дмитрий Колесников. Согласно материалам внутриведомственной врачебной комиссии, в лечении ребёнка были допущены организационные, тактические и лечебные ошибки. За 12 суток, что ребёнок находился в стационаре, никто не удосужился собрать анамнез болезни, не затребована выписка из амбулаторной карты. Несмотря на нарастающую отрицательную динамику, не была проведена консультация с краевыми специалистами (излишняя самоуверенность врача плавно перетекала в гордыню), ребёнок не переведён в краевую детскую больницу, не собран консилиум в ЦРБ, в дневниках нет оценки тяжести состояния Кати, несвоевременно назначен необходимый для выздоровления ребёнка препарат – иммуноглобулин. Смерть ребёнка, как считают эксперты, произошла от условно предотвратимых причин. Это же Россия? Жалкое зрелище представляет наша российская медицина. Запуганные начальством мыши, пляшущие под дудку главврача, темп которой не совпадает с нуждами пациентов… Жабы, жаждущие денег и готовые ради них на лечение несуществующих болезней… Обезьяны, напивающиеся перед операцией… Ослы, получившие место в медучреждении благодаря родственным связям или банально «за бабло», при этом не способные отличить «алкоголизм от шизофрении». Этот медзоопарк, в большинстве случаев проявляющий к пациентам либо безразличие, либо полное отвращение, мечтает лишь поскорее избавиться от больных, дабы не создавать очереди в поликлиниках и больницах, чтобы не утяжелять свой рабочий день. Душераздирающая картина, не правда ли? Мы часто безвольно вздыхаем – «что поделаешь, это же Россия»... А может, к чёрту эти нелепые оправдания? Ведь каждый врач, нарушающий свою профессиональную клятву, превращает российскую медицину в хаос, граничащий с преступностью. А самое страшное, что жертвами нередко становятся наши дети. Элли ТРАВЛЕВА В настоящее время Следственным комитетом проводится проверка по данному факту. «СР» будет следить за развитием событий.[/font][/size][/color]
Написал(а):